Она снова была в этой комнате из сна, смотрела в окно, на узоры мороза на стекле и ждала. Стояла абсолютная тишина, какая бывает только зимой. Она обволакивала всю комнату, два книжных шкафа по бокам окна, торшер с желтоватым тканевым абажуром, который сейчас был единственным источником света. Он стоял между двух уютных кресел, а перед ними примостился журнальный столик, на котором лежала раскрытая книга.
Она кого-то ждала, и он, судя по всему, задерживался. На стене тихо тикали часы, отмеряя минуты, считая удары её сердца.
Раздался звук открываемого замка, и она развернулась к окну спиной, оперлась на подоконник. С лёгкой полуулыбкой, она прислушивалась к звукам, которыми наполнилась квартира: шуму воды в кране, стуку шагов и, наконец, крику:
– Машка! Мышка, где ты спряталась? Ты вообще дома?
Она улыбнулась, прикусив губу, чтобы не засмеяться вслух. Она, конечно, не пряталась, но и помогать в поисках не собиралась. Она слушала, как он пошёл на кухню, кажется, поставил кипятиться чайник, заглянул в спальню и, наконец, приблизился к двери её убежища.
– Ну всё, Мышь, если ты дома, то только здесь!
Дверь распахнулась, и он зашёл в комнату. Красивый, как всегда, как и в тот день, когда они впервые признались друг другу в любви. Только волосы стали ещё длиннее – светлые, волнистые, они спускались почти до плеч. Маша всегда думала, что с такой причёской нужно быть рокером, а не врачом. Щёки раскраснелись от мороза, серые глаза горели шкодливым огнём, как у мальчишки.
– Попалась, вредная Мышь, – протянул он, медленно к ней приближаясь.
– Вообще-то, я не пряталась! – сообщила она, борясь с желанием рассмеяться. Он излучал какую-то невозможную энергию, с этими своими хитрыми глазами и кошачьей походкой.
– Дааа? А почему не прибежала встречать? – удивление и возмущение в его голосе были настолько искренним, что она не выдержала, засмеялась и сама преодолела оставшееся расстояние между ними, обхватила его за шею. Пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо.
– Так-то лучше, – прошептал он, склоняясь к её губам и захватывая их в свой плен, – я так скучал, Мышь, – пробормотал он, на секунду оторвавшись, – больше никуда от тебя не уеду.
И они растворились в этом поцелуе, ощущениях, касаниях. Он подхватил её на руки, и они упали на кресло. Она запустила руки в его волосы, и он почти мурлыкал, как самый настоящий кот, а потом решил почтить своим вниманием её шею, ключицу, ложбинку между грудей. Возможно, они бы на этом не остановились и продолжили доказывать друг другу, кто больше скучал, но на кухне требовательно засвистел чайник, и пришлось бежать, выключать его, потом разливать чай, греть ужин, спорить, кто будет мыть посуду.
– Кстати, я что-то тебе привёз, – сообщил он после третьей чашки. Он всегда пил огромное количество чая, вприкуску с конфетами. Он сходил в коридор к сумке и вернулся, неся в руках небольшую шкатулку.
– Ооо, какая красота! – она приняла вещицу у него из рук и стала с восхищением разглядывать. Шкатулка была довольно простой, из матового темного дерева, с врезным латунным замочком, – У меня нет слов! Она идеальная! – она поставила шкатулку на стол и потянулась, чтобы снова поцеловать его, но он увернулся.
– Во-первых, да, идеальна, ведь её дарю тебе я! – он слегка надулся, за что моментально был окрещен «индюком», – Во-вторых, держи ключ и слушай меня внимательно.
Маша сложила руки на коленях, изобразив послушание.
– Эта шкатулка принадлежала моей прабабке, – неожиданно серьёзным тоном начал говорить Василий, – поговаривали, что она – колдунья, и зачаровала эту вещицу.
– Да ну! – Маша картинно удивилась.
– Чшш, – Вася строго посмотрел на неё, приложив палец к губам, – заглянуть внутрь шкатулки может только член нашей семьи, либо другая колдунья.
– Хочешь сказать, что я колдунья? – таинственно прошептала Маша, вставляя ключик в замок и поворачивая. Крышка легко открылась.
Вася как-то тепло улыбнулся ей.
– Мышка, я хочу сказать, что предлагаю тебе стать членом моей семьи.
И пока Маша продолжала соображать, он опустился перед ней на одно колено. В шкатулке лежала всего одна вещь – кольцо. Тут уж она поняла, что к чему, и с радостным визгом бросилась к нему на шею, обнимая, целуя, не давая дышать.
– Машка, подожди, – смеясь, он пытался увернуться от неё хоть на секунду, – дай я спрошу по-человечески!
– Да считай, что я согласилась! – в итоге Маша слегка успокоилась и затихла у него в руках.
– Ты будешь моей женой? – уточнил он с лукавой улыбкой, заглядывая ей в глаза.
– Да! – она вспомнила про кольцо и протянула ему руку.
– Это кольцо тоже зачаровано: будешь любить меня вечно, – таинственно прошептал Василий, надевая его ей на палец.
– Так ты у меня тоже колдун? – в тон ему прошептала Маша, придвигаясь ближе к его лицу.
– Немножко, – он нежно коснулся её губами, прижимая к себе ещё ближе, не оставляя между ними ни миллиметра свободного пространства.
***
Маша проснулась в слезах. Она тихо плакала и не могла остановиться. Тянущее, горькое чувство тоски по упущенному поселилось у неё в груди. Это сон был слишком ярок, ей в нём было слишком хорошо. Так хорошо, что не хотелось возвращаться в эту реальность, в эту пустую, холодную квартиру, к этому мужчине, который не так её любит.
Маша начала захлёбываться слезами, поэтому села на кровати и подтянула колени к груди, пытаясь выровнять дыхание. Она боялась разбудить Даниила. Было темно, у него на руке мирно тикали часы.
Значит, они с Василием были помолвлены. Значит, они любили друг друга. При этой мысли у Маши перехватило в груди, сердце болезненно сжалось. Любили… Да он и сейчас вызывает в ней бурю эмоций! Возможно, это потому, что она вспомнила всё только до момента их помолвки – Маша знала, что ей было тогда девятнадцать, а ему двадцать один. Совсем молодые, можно сказать, юные. Она вспомнила также, что безумно его любила – с самого первого свидания, да, кажется, и до этого. Чувства были настолько сильными – до дрожи колен, до сердца, бьющегося где-то в горле – они оба нырнули в них с головой. И времени было катастрофически мало – они учились, подрабатывали, – а если времени было бы много, этого бы всё равно не хватало. Они оба поняли, что не выпутаются друг из друга, и съехались. Он позвал её замуж…
А потом что-то произошло, и они расстались. Она встретила Даниила и вышла за него. Маша зарылась пальцами в волосы. Неужели это было правдой? Как можно оправиться от таких отношений, от таких сумасшедших чувств? Как можно выйти замуж за другого, как можно выйти замуж не за него?
Может быть, она поругалась с Василием и вышла за Даниила из отчаяния? Назло? Тогда, конечно, это очень глупо. Маша посмотрела на спящего мужа, на тонкие, почти изящные черты его лица. В очередной раз ей стало его жалко. Она откинулась на подушку и закрыла лицо руками. Почему всё должно быть так сложно?
Уснуть всё-таки удалось, но утром Маша всё равно чувствовала себя разбитой. Встать с кровати не было сил, причём, скорее, моральных. Яркий диссонанс её воспоминаний и настоящего, сна и реальной жизни, давил на неё, не давая подняться. Она не спешила записать это воспоминание – знала, что оно никуда не денется. Оно яркой картинкой стояло в её голове, никуда не желая исчезать, подсвечивая убогость её нынешнего существования.
Она лежала, прибитая тоской к кровати весь день, почти не ела и не пила. Слёз не было, она просто смотрела сухими глазами в окно. Маша даже не размышляла о чём-то конкретном, мысли клубились в её голове – как облака, на которые она смотрела, периодически принимая причудливые формы, но оставаясь, по сути своей, просто бессмысленной дымкой.
О том, чтобы сблизиться с Даниилом, она больше не думала. Он и сам избегал её общества: не сидел рядом и не держал её за руку, как в первые дни в этой квартире. Он приносил ей поесть, без комментариев забирал полную тарелку обратно на кухню. Вечером он сообщил ей, что на следующий день ему нужно снова уехать по делам, и что к ней придёт Анна. Маше было всё равно.
Она ждала ночи, надеялась, что память подкинет ей ещё одно воспоминание. Что-то, что поможет ей понять… Или забыться. Но рваная дрёма не принесла никаких снов, и Маша встречала рассвет разочарованная и опустошённая. Она слышала, как пришла Анна, ушёл Даниил, регистрировала эти события, но понимала, что они её не волнуют. Люди казались статистами, а предметы – декорацией.
В самом деле, в комоде были пустые отсеки, в гардеробной – минимум вещей. Никаких безделушек, личных предметов – не было, например, косметики и кремов – Маша сомневалась, что всю жизнь умывалась мылом и красилась угольком. Квартира выглядела пустовато, без всего хлама, нужного и не очень, которым обрастают люди за годы жизни. К тому же ей слабо верилось, что она не пользовалась интернетом, телефоном, не общалась хоть с какими-то знакомыми – что бы ни говорил Даниил. Она не верила, что могла жить затворницей, она бы не вынесла этого одиночества.
Эта мысль по неясной причине взволновала её настолько, что Маша села в кровати. Она почувствовала лёгкое головокружение – голодная забастовка давала о себе знать. Медленно выбравшись из постели, она накинула постылый халат и выползла на кухню.
Анна, непривычно тихая, сидела за столом. Маша села напротив.
– Аня, – тихо позвала она. Та не откликнулась, задумчиво перемешивая сахар в чашке. Машу передёрнуло – она терпеть не могла сладкий чай.
– Аня! – получилось громко. Она подняла глаза. Выражение лица у неё было странное – такое ощущение, что её что-то мучило.
– Что случилось? – спросила Маша.
– Всё хорошо, – криво улыбнулась Аня, – у меня всё лучше всех! Наслаждаюсь своей жизнью, наполненной смыслом!
Она, судя по всему, была на грани истерики. А если учесть то, о чём она невольно обмолвилась Маше в прошлый раз, то нетрудно было сложить два и два.
– Что-то случилось у вас с Даниилом?
– Что? – вскинулась Анна, – Что у меня может случиться с Даниилом! Это у тебя с ним всё может случиться, но ты не хочешь протянуть руку и взять это!
– Аня… – Маша взглянула ей в глаза, раздумывая, стоит ли ей говорить, – Аня, я к нему ничего не чувствую.
Анна замерла, только грудь стала подниматься и опускаться чуть чаще.
– Зачем ты мне это говоришь? – прошептала она.
– Хочу, чтобы ты знала, – Маша потянулась было к её руке, но Анна резко отдёрнула свою.
– И что я должна с этой информацией делать? Помочь тебе? Только ты сама можешь себе помочь!
Маша с удивлением увидела, что Анна плачет.
– Так что произошло? Может, я могу что-то…
– Ха! Да! Ты могла бы! – она вскочила со стула, – Могла бы просто не существовать, было бы очень мило с твоей стороны!
– Я ничего не понимаю, – призналась Маша.
– Куда тебе, с твоей стукнутой головой! – Анна скривила губу, вцепившись в спинку стула, – Сидишь, глазками хлопаешь, вся такая хорошая, потерянная! Ах, я ничего к нему не чувствую, – она неприятно передразнила её голос, – какая неловкая ситуация!
Она заплакала ещё сильнее.
– Сколько крови ты ему попила! Появилась в его жизни, когда он уже успокоился, мучаешь его…
– Аня, – Маша тоже встала, – я же не помню…
– Конечно, плюнула и забыла! Нашла себе другого, а он…
Повисла тишина. Маша застыла, глядя на тяжело дышащую подругу широко распахнутыми глазами.
– Другого… кого?
– Я…я сболтнула лишнего, – пробормотала Анна, отводя взгляд.
– Кого другого? – Маша повысила голос, – как его зовут?
– Я просто так это сказала, чтобы тебя задеть!
– Просто скажи мне имя! Скажи мне, как его зовут! – она сорвалась на крик, руки непроизвольно сжались в кулаки.
Анна не отрывала от неё глаз.
– Я не могу… – прошептала она, – Я обещала…
– Я сама тебе скажу, – Маша сделала шаг вперёд, – Василий.
Имя повисло между ними. Анна рухнула на стул, прикрыв лицо руками.
– Ты вспомнила, да? – прошептала она, – Тогда это всё бесполезно, нужно ему сказать…
– Что сказать?
Анна подняла на неё взгляд, умоляющий, отчаянный.
– Я обещала…
– Что обещала? Господи! – Маша прижала ладони к глазам, – Это невозможно!
Анна вдруг вскочила.
– Мне, пожалуй, пора, – она ринулась в сторону выхода, – Даниил скоро придёт, так что…
– Подожди! – Маше удалось схватить её за руку у порога. Анна обернулась.
– Не надо, не заставляй меня, – прошептала она.
– Аня, что нужно ему сказать? Зачем? – как можно мягче спросила Маша, заглядывая ей в глаза. Она чувствовала, что руки Анны дрожат.
– Попроси его показать штамп в паспорте, – внезапно прошептала она и, пользуясь тем, что Маша замерла от неожиданности, выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Маша дёрнула ручку. Закрыто! Она уткнулась головой в дверь, выравнивания дыхание.
«Что это вообще сейчас было?»